Многие дети буквально влюблены в веселого Буратино, другим нравится Незнайка, третьи полны симпатий и к Чиполлино, и к доктору Айболиту, и к Гадкому Утенку. Сколько бы ни было любимых героев сказок, мало найдется детей, которые не хотели бы еще, хотя бы разок, услышать про Конька-Горбунка и удостовериться, что Иванушка, которого называют «дураком», совсем не дурак, а умнее «даже поганого царя».
Когда родители с ребенком читают «Конька-Горбунка», он сидит притихший, ни о чем не спрашивает, и кажется, что слушание сказки лишь помогает ему создавать в своем воображении какой-то очень свой мир сказочных событий. «Вот Иван к котлам подходит… ». Ребенок широко открывает глаза и замирает: перед его глазами, видимо, встают чудовищные черные котлы-махины, и громадное багровое пламя под ними бушует, и вода в них бурлит и брызжет.
. . А когда «конек хвостом махнул, в те котлы мордой макнул», его глаза наполняются таким торжеством, что кажется: это он сам только что ловко избавился от какой-то беды.
Для детей целого столетия «Конек-Горбунок» был и остается одной из самых любимых и нужных сказок. И истинно народная простота в ней, и русская размашистость, и певучая прелесть слога. Она не развлекает детей, но занимает их сердца и души необыкновенной и очень человеческой «работой». Ее действие на детей подобно действию хорошей, умной песни.
Удивительно, что, когда Петр Павлович Ершов писал ее, он и не думал о детях. Он адресовал свою сказку взрослым. «Конек-Горбунок» стал детской сказкой значительно позже. Не Ершов подарил детям «Горбунка», а дети сами открыли его для себя у Ершова и «присвоили». Удивительно и другое. Эта, одна из самых русских сказок была создана не старичком-сказочником, не опытным литератором и даже не зрелым, видавшим виды человеком, а 18-летним юношей, студентом Петербургского университета, который лишь начинал пробовать перо.
Откуда взялся столь широкий запас народности у юного Ершова? Конечно же, не петербургское общество питало его. На своей родине, за Уралом, в родном Тобольске, он набрался духу и силы для своего «Конька-Горбунка».
«В знаменитую тобольскую ярмарку здесь бывали и гости с юга, и обитатели северной тундры, и сыны степей. Здесь, на шумных базарах, мальчик Петя видел бухарцев, индусов, афганцев, ненцев, манси, казахов, татар, китайцев. Любил подросток подняться на Панин бугор — самую высокую точку Тобольска. Он смотрел вдаль, за Иртыш, на поля пшеницы и ржи, на деревни, раскиданные по просторной долине Иртыша, и казалось ему, что летит он над городом, над полями, над рекой. А внизу шла шумная, незатихающая жизнь. Кипели базары, на плацу занимались солдаты, неслось пение муэдзина с мечети, звенели колокола восьми церквей подгорной части Тобольска, плыли по Иртышу лодки рыбаков, а за рекою по Тюменскому тракту пылила почтовая тройка», — писал биограф Петра Павловича Ершова, Виктор Григорьевич Утков.
Да, именно там, в Сибири, где жадному детскому взору открывалась и всесильная и бессильная Русь, там чуткое ухо мальчика могло уловить, а цепкая память собрать богатейшие россыпи русской народной мудрости.
Но как знать, решился бы Петр Ершов «написать произведение в таком «неизящном», «мужицком» стиле, если бы: не было сказок Пушкина? Кстати, Александр Сергеевич был одним из первых читателей «Горбунка» и пожелал помочь автору издать это произведение по более низкой цене в большом количестве экземпляров для распространения по всей территории России.
После окончания Петербургского университета Петр Ершов вернулся в Сибирь, где стал работать инспектором Тобольской гимназии. Потом он был ее директором. Свои литературные занятия Ершов продолжал. Но все, что им было написано после «Горбунка», — поэмы, баллады, либретто для опер — или не обратило на себя внимания читающей публики, или же было навсегда забыто еще при жизни автора.
Жаль, что столь краткой была вспышка ершовского таланта. Но может ли желать себе писатель более завидной памяти в сердцах потомков, чем та, которую оставил Петр Павлович Ершов своим бессмертным «Коньком-Горбунком»!
